Елена Ляпота - Все, что смог [СИ]

«Порше» простоял у дома Ахматова до утра. Затем он уехал, причем одна девица осталась в доме. Сам Ахматов не выезжал никуда до полудня.

Все это время Тубольцев и Златарев наблюдали за домом, поочередно сменяя друг друга. Все это выглядело тоскливо до слез. Позвонили ребята, следившие за «Джипом» и за офисом Ахматова. Сообщили, что у офиса никаких подозрительных машин нет, а «Джип» отправился на мойку.

Такая канитель длилась целый день. Мужики устали и огрызались друг на дружку. Всем хотелось домой: по-человечески поесть и поспать. Тело размять, затекшее от длительного сидения в машине. Стало казаться, что вся эта петрушка затеяна зря, и результатов никаких не даст. Но ближе к десяти вечера у дома Ахматова появилась новая, довольно странная машина.

Странным было то, что это была обычная белая «копейка», каких по городу ездит тьма-тьмущая. Обычная, абсолютно не выделяющаяся среди других машин. Такие драндулеты привыкли не замечать, словно они были невидимками. Другое дело «Джип» или «Порше».

На фоне остальных машин, которые горе-разведчики наблюдали у дома Ахматова, «копейка» выглядела подозрительно. Златарев связался по телефону с ребятами, «пасшими» «Джип», и велел держаться неподалеку.

— Что такое? — поинтересовался Тубольцев, глядя, как вытянулось лицо у Златарева — будто у гончей, вынюхивающей добычу.

— Интуиция подсказывает, что эта «копейка» может оказаться бойкой.

— Думаешь?

— Догадываюсь. Иных вариантов все равно нет.

Из дома Ахматова вышли двое мужиков — тоже вполне обычных. Обоим — слегка под сорок. Может, это работники заправки? Но почему тогда у Ахматова дома? Слишком важная птица для столь серых гусей.

«Как бы гуси не оказались волками», — подумал Златарев.

Они поехали вслед за «копейкой» на приличном расстоянии, чтоб не вызывать подозрений. Ехать пришлось довольно долго. Машина вскоре свернула за город, направившись к небольшой деревеньке, и остановилась возле длинного одноэтажного строения, обнесенного высоким забором.

Тубольцев и Златарев оставили машину в кустах и пешком подошли к забору.

— Воняет дерьмом. Наверное, свиноферма, — прошептал Тубольцев.

— А может хранилище для навоза, — возразил Златарев, — Я что-то не слышу никаких животных звуков.

— По-твоему, свиньи не спят? Не могут животные целые сутки хрюкать.

— Да какая разница. Что-то мы не туда поперлись.

— Тихо, — перебил его Тубольцев, — Слышишь?

Где-то далеко за забором, должно быть, в самом здании, кто-то приглушенно кричал. Женщина или ребенок. Кричали, как от испуга. Оттуда же доносились отголоски грубого смеха.

Златарев напрягся, будто боксер перед выходом на ринг, и принял угрожающую позу. Кулаки его были сжаты, на скулах играли желваки.

— Если это она — убью уродов.

— Погоди, — осадил его Тубольцев, — Давай сначала попадем внутрь.

Они осмотрели забор. Перемахнуть через него было несложно. Правда, за забором наверняка бегали собаки без привязи: то здесь, то там они слышали их звонкий лай.

— Что делать будем? — Тубольцев выдал свою коронную фразу, за что получил от Златарева шлепок по затылку.

— Идея есть. Пусть ребята подъедут поближе, к самим воротам. Мы влезем на забор и откроем ворота настежь. Когда собаки выбегут, мы их прикроем. А ребята пусть уведут собак подальше.

— Круто ты придумал. А завтра утром детишки будут идти в школу, и их задницы подлатают здоровые голодные псы.

— Есть другие идеи?

— Выманить и пристрелить к чертовой бабушке.

— Очень гуманно. Особенно, если окажется, что хозяева вовсе не при чем.

— Эти бандитские морды? Ты видел, как тот зыркнул по сторонам, закрывая ворота? Мне даже не по себе стало.

— Тубольцев, ты хронический параноик… Жениться тебе пора.

— А причем здесь жениться? — возмутился Тубольцев и покраснел.

— При том. Бабы к тебе липнут. Гляди, испортят человека такого.

— Да пошел ты!

Но Тубольцев не против был жениться. Просто сейчас не время было даже думать об этом. Но все-таки Златарев молодец. Сумел разрядить обстановку. Теперь и думается легче: мысли сами лезут в голову.

— А что, если мы заедем во двор прямо на машине. Подъедем к двери, заскочим внутрь. А если собаки сунутся, у меня под сидением бита лежит.

— Ворота что ль сами откроются? — усмехнулся Златарев.

— Ладно тебе. я залезу и открою. Будешь заезжать, откроешь дверь: я запрыгну.

— Задницу не жалко? — с иронией спросил Златарев.

— Она у меня все равно тощая, — съязвил Тубольцев.

Друзья переглянулись. Дело пахло нешуточным риском. Но иных зацепок у них не предвиделось.

Они стукнулись кулаками — сейчас так модно было в молодежных фильмах, — и разошлись каждый по своим сторонам. Тубольцев полез на забор, Златарев со всех ног побежал к машине.

О хозяевах фермы никто и не подумал. А между тем один из тех двоих мужиков вышел из дома во двор отлить и вдохнуть глоток свежего воздуха. Внутри было полно навоза, который жутко вонял.

Едва он справил нужду и потянулся, как увидел, что собаки с лаем бросились к воротам, на которых в немыслимой позе болтался незнакомый мужик. Не успел он опомниться от неожиданности, как ворота с шумом распахнулись, и во двор заехала темно-синяя «Калина». Мужик, что висел на воротах, стремительно спрыгнул вниз и забрался в машину через распахнутые дверцы.

Не долго думая, Николай, так звали хозяина фермы, вытащил из-за пояса самый настоящий пистолет и выстрелил в водителя. Златарев сумел увернуться, но по лобовому стеклу поползли трещины. Он круто развернул машину боком к Николаю и пригнулся.

Тубольцев вылез через дверь на улицу с битой в руках и едва успел заехать ею по морде собаки, уже готовой вцепиться зубами в его плечо. Животное с жалобным визгом отскочило прочь.

Тубольцеву повезло: собак было всего две. И пока одна приходила в себя от полученного удара, вторая вцепилась в ногу Златареву, выбравшемуся вслед за ним. Тот дико взвыл и схватил ее за морду. Тубольцев размахнулся и изо всех сил ударил собаку по позвоночнику. Послышался хруст, и животное упало на землю, дернулось несколько раз и затихло. Тубольцев посмотрел на животное с жалостью: он был готов поклясться, что в глазах ее блеснули слезы.

Собаки не плачут. Кто такое сказал? Наверняка тот, кто не смотрел в глаза собаке, которой только что перебил хребет.

— Что ты стал, — зашипел на него Златарев, прижимая ладонь к ране, из которой сочилась кровь.

— Собаку жалко, — пробормотал Тубольцев, и в этот момент над головой у него просвистела пуля. Он почувствовал, как легкий поток воздуха проехался по его волосам, и только тут вспомнил про вооруженного мужика.

— Знаешь, — сказал он, прячась за капотом машины, — Обычные люди не держат у себя пистолетов.

— Догадался уже, — поморщился Златарев и вытащил из кармана пистолет.

— А у тебя откуда?

— Травматика, — улыбнулся Златарев, стараясь обращать поменьше внимания на боль.

Травматика или огнестрел, оружие оставалось оружием. Как и бита в руках Тубольцева. Он вдруг завопил и, выскочив, что сайгак, из-за машины, заехал Николаю по ногам. Тубольцев отлично знал расположение болевых точек — недаром ходил в секцию восточных единоборств. Мужик вскрикнул от боли и рухнул на колени. Следующим ударом Тубольцев выбил у него из рук пистолет.

Пока они вдвоем со Златаревым скручивали Николая в бараний рог, появился второй. Но в это же время во двор въехала еще одна машина: ребята Златарева услышали выстрелы и поспешили на помощь.

Второй мужик не успел выхватить пистолет, зато сумел отпрыгнуть в сторону и схватить стоявшие в углу вилы для укладки сена. Он выставил их перед собой, норовя проткнуть каждого, кто готов был приблизиться к нему.

— А вот этого не надо, — миролюбиво сказал Златарев и преспокойно высадил в него обойму резиновых пуль.

Мужик не сразу понял, что это подстава, и выронил вилы на землю. Воспользовавшись моментом, ребята схватили его за руки и завели за спину.

— У кого-нибудь есть веревка? — крикнул Тубольцев.

— Есть ремень от брюк, — ответили ему.

— Пойдет.

Златарев не спешил расслабляться, несмотря на то, что нога словно горела огнем, хотелось сесть и заняться раной, пока туда не занеслась инфекция. Вполне возможно, на ферме есть еще вооруженные мужики. Затаились себе в закромах и ждут благоприятного момента, чтобы напасть.

Связав пленных, они оставили у машин дежурного, а сами осторожно заглянули внутрь. Где-то в глубине здания слышался тихий плач.

Златарев стремительно зашагал вперед, не обращая внимания на боль, и вскоре нашел ее — Марину Мельник, привязанную к стойлу, словно лошадь.

Марина была абсолютно голая, грязная. По всему телу красовались ссадины и кровоподтеки. На бедрах у нее видны были полупрозрачные потеки — прямое свидетельство того, что с ней делали эти мужики.